Суд над ОРЛОВЫМ
С 15 по 18 мая Московский городской суд рассматривал дело
Юрия ОРЛОВА, обвинявшегося по ст.70 УК РСФСР.
Председательствовала на процессе судья В.Г.ЛУБЕНЦОВА (в
октябре 1968г. она судила "демонстрантов" - Хр.4). Народные
заседатели - Г.Н.ЦВЕТКОВ и А.Н.ЛЕБЕДЕВ. Обвинитель - зам.
прокурора Москвы С.А.ЕМЕЛЬЯНОВ. Защитник - адвокат
Е.С.ШАЛЬМАН.
Арестовали ОРЛОВА 10 февраля 1977г. (Хр.44). О следствии
по его делу сообщалось в Хр.44-49.
*****
Юрий Федорович ОРЛОВ родился в 1924г. Его отец - шофер и
слесарь; в 1933г. в возрасте 33 лет он умер от туберкулеза.
Его отчим - также рабочий; в 1942г. он погиб на фронте.
Раннее детство Ю.ОРЛОВ провел в деревне под Смоленском,
затем жил в Москве. С начала войны, не окончив школы, он стал
работать токарем на заводе. В своей автобиографии Ю.ОРЛОВ
вспоминает поразившие его слова его дяди, сказанные в это
время: "Надеюсь, что союз с демократическими странами в этой
войне приведет к демократизации нашей страны после войны".
В начале 1944г. Ю.ОРЛОВА призвали в армию и направили в
военное училище. В училище ОРЛОВ стал кандидатом в члены
партии. За месяц до окончания войны его послали на фронт.
После войны, продолжая служить в армии, Ю.ОРЛОВ
интенсивно изучает труды "классиков марксизма" и работы
Гегеля. Он вспоминает, что уже тогда в разговорах с близкими
товарищами он высказывался против "бюрократической диктатуры",
за "возврат к идеям марксизма". Органы госбезопасности
пытались привлечь его к секретному сотрудничеству - ОРЛОВ
решительно отказался.
В конце 1946г. ОРЛОВ демобилизовался, закончил экстерном
школу и поступил в Московский университет. В 1948г. он стал
членом партии. В 1952г. ОРЛОВ окончил физический факультет
МГУ.
В 1953г. ОРЛОВ начал работать в Институте теоретической и
экспериментальной физики (ИТЭФ) АН СССР (директор - акад.
А.И.АЛИХАНОВ).
В начале 1956г. он закончил кандидатскую диссертацию,
тогда же появились его первые научные публикации, его работы
были представлены в пяти докладах, направленных на
международную конференцию в Женеве.
В марте 1956г. Ю.ОРЛОВ выступил на институтском партийном
собрании, обсуждавшем документы ХХ съезда, с критикой
предшествующей линии партии. Он сказал об общем упадке чести и
морали, о необходимости демократических перемен. С резкой
критикой на собрании выступили еще несколько человек. 5 апреля
в "Правде" появилась разносная статья об этом собрании (без
названия института), было также "закрытое письмо ЦК". По
решению ЦК Ю.ОРЛОВ и еще трое были исключены из партии и
уволены с работы. Имя ОРЛОВА было снято со всех докладов и
статей, ему не дали защитить диссертацию.
Шесть месяцев ОРЛОВ не мог найти работу. Во многих
физических институтах Москвы для него и его товарищей,
находившихся в аналогичном положении, собирали деньги.
По предложению члена-корреспондента АН СССР
А.И.АЛИХАНЯНА, брата А.И.АЛИХАНОВА, ОРЛОВ переехал в Армению,
где в Ереванском физическом институте занялся ускорителями. В
1958г. он защитил кандидатскую диссертацию, в 1963г. -
докторскую, в 1968г. его избрали членомкорреспондентом АН
Арм.ССР.
В 1972г. Орлов вернулся в Москву. После шестимесячных
стараний акад. Л.А.АРЦИМОВИЧ с трудом устроил ОРЛОВА в
Институт земного магнетизма и распространения радиоволн АН
СССР (ИЗМИРАН).
После переезда в Москву ОРЛОВ активно включился в
движение за права человека. В сентябре 1973г. он выступил с
открытым письмом БРЕЖНЕВУ в защиту А.Д.САХАРОВА. В октябре
1973г. ОРЛОВ стал одним из членов-основателей советской группы
"Международной Амнистии".
1 января 1974г. ОРЛОВ снова был уволен. С тех пор он жил
частными уроками по математике и физике, продолжая свои
научные занятия дома. В течение нескольких лет в его квартире
регулярно собирался руководимый им семинар по физике.
В феврале 1974г. ОРЛОВ выступил с протестом против
изгнания СОЛЖЕНИЦЫНА. В июне 1974г., в связи с международным
симпозиумом, организованным А.ВОРОНЕЛЕМ (Хр.32), ОРЛОВА
подвергли десятидневному домашнему аресту.
В 1976г. была опубликована статья Ю.ОРЛОВА "Возможен ли
социализм нетоталитарного типа?" (Самиздат, а также сб.
"Самосознание", Нью Йорк, "Хроника-пресс"). В статье
доказывается, что концентрация политической и экономической
власти в руках централизованной бюрократии неизбежно ведет к
утрате личных свобод (Хр.38).
В мае 1976г. ОРЛОВ организовал и возглавил Группу
содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР -
Московскую группу "Хельсинки" (Хр.40). Позднее образовались
группы "Хельсинки" в Литве (Хр.43), на Украине (Хр.43), в
Грузии (Хр.44), в Армении (Хр.46).
*****
Суд проходил в помещении народного суда Люблинского р-на
г. Москвы (Егорьевская ул. 14) - там же, где судили
А.Э.КРАСНОВА-ЛЕВИТИНА (Хр.20), В.БУКОВСКОГО (Хр.23),
А.ТВЕРДОХЛЕБОВА (Хр.40).
Никого из многочисленных друзей и знакомых Орлова,
собравшихся у здания суда задолго до начала заседания, в зал
не впустили - как обычно, "из-за отсутствия мест". На суд были
допущены лишь жена Орлова Ирина Анатольевна ВАЛИТОВА и его
сыновья (от первого брака) Александр и Дмитрий ОРЛОВЫ. В
первый же день суда у них отобрали магнитофоны, им запрещали
вести записи, выходить во время перерывов и даже подходить к
окнам. Перед началом и по окончании заседаний их подвергали
личным обыскам (сыновей при этом дважды избили, а жену раздели
донага в присутствии трех мужчин - сотрудников КГБ).
*****
При "установлении личности" подсудимого судья подчеркнуто
фиксирует то обстоятельство, что с 1974г. ОРЛОВ "не работал".
Лубенцова несколько раз прерывает ОРЛОВА, когда в ответ тот
объясняет, что, как профессиональный ученый, независимо от
штатной должности, он постоянно занимался наукой, писал и
публиковал статьи, а кроме того работал на общественных
началах в Ереванском физическом институте.
Далее ОРЛОВ заявляет суду свои ходатайства. Его
объяснения мотивов ходатайств, как и все, что он говорит потом
на протяжении всего процесса, прерываются окриками судьи: "Вас
не спрашивают (о том-то и том-то)!", "Стойте прямо, не
облокачивайтесь", "Вы не на лекции" и т. п.
Орлов просит пригласить в суд английского адвоката
Дж.МАКДОНАЛЬДА, которому его жена поручила его защиту (Хр.45).
ОРЛОВ ходатайствует о вызове дополнительных свидетелей.
Среди них Л.СЕРЫЙ (Хр.42, 43), В.ПАВЛОВ (Хр.43), В.ХАЙЛО
(Хр.36, 48), Н.СВЕТЛИЧНАЯ, Н.СТРОКАТОВА, О.Я.МЕШКО,
С.КАРАВАНСКИЙ, упомянутые в документах Московской группы
"Хельсинки", инкриминируемых ОРЛОВУ. (ПАВЛОВ и ХАЙЛО приехали
на эти дни в Москву и были у здания суда.) Среди них также
несколько научных работников из Москвы и Еревана, которые
могут охарактеризовать ОРЛОВА как ученого. ОРЛОВ просит
пригласить в суд директора ИЗМИРАНа чл.-кор. АН СССР
В.В.МИГУЛИНА, письма которого в КГБ повлияли на формулировку
обвинения, а также С.ЛИПАВСКОГО (см. "Суд над Щаранским") и
А.ГРАДОБОЕВА (см. "Суд над Гинзбургом"), показания которых
есть в его деле (с ГРАДОБОЕВЫМ ОРЛОВ не знаком, а ЛИПАВСКОГО
он видел лишь один раз на пороге своей квартиры). ОРЛОВ просит
вызвать в суд члена Московской группы "Хельсинки" В.СЛЕПАКА
(по документу N9 о евреях с. Ильинка - Хр.43), и. о. секретаря
советской группы "Международной Амнистии" В.АЛЬБРЕХТА,
директора Института психиатрии АМН СССР проф. А.В.СНЕЖНЕВСКОГО
(по эпизоду, связанному с Л.ПЛЮЩОМ - Хр.36) и переводчицу
АНТОНОВУ, переводившую беседу ОРЛОВА с итальянским журналистом
М.ДЗОППЕЛЛИ.
ОРЛОВ ходатайствует о приобщении к делу дополнительных
документов - например, справки из Министерства обороны о
лишении П.Г.ГРИГОРЕНКО воинского звания и пенсии и документов
по "делу Григоренко", справки из АН СССР о том, членом каких
проблемных научных советов и комиссий он (ОРЛОВ) состоял.
Адвокат ШАЛЬМАН ходатайствует о приобщении к делу научных
статей ОРЛОВА, опубликованных в 1974-78гг. в СССР и за
границей, справок и отзывов о научной деятельности ОРЛОВА. Он
просит вызвать в суд ряд лиц, которые могут
засвидетельствовать попытки ОРЛОВА устроиться на штатную
работу в Москве и Ереване.
Суд отклоняет все ходатайства подсудимого и его
защитника. Об АНТОНОВОЙ, ГРАДОБОЕВЕ, СНЕЖНЕВСКОМ ЛУБЕНЦОВА
говорит, что они не могут явиться в суд по болезни (известно,
что в этот день СНЕЖНЕВСКИЙ осматривал пациентов в клинике); в
последующие дни ЛУБЕНЦОВА говорила, что СНЕЖНЕВСКИЙ уехал в
командировку.
*****
Зачитывается Обвинительное заключение (40 стр.). В нем
говорится, что ОРЛОВ, давно не работающий как ученый, будучи
враждебно настроен, пытался подорвать основы советского строя.
Он неоднократно давал западным корреспондентам интервью,в
которых порочил советский государственный и общественный
строй; изготовлял антисоветские клеветнические документы,
которые через иностранных корреспондентов передавал враждебным
радиостанциям, а также посольствам и правительствам западных
стран (участниц Хельсинкского совещания - Хр.), за что получал
вознаграждение в виде денежных переводов и посылок, вещи из
которых сдавал на продажу в комиссионные магазины.
ОРЛОВУ инкриминируются изготовление и распространение
документов Московской группы "Хельсинки" NN3, 4, 6-9,
11-14 и дополнений к документам NN7, 11, 14, 17 (Хр.41-44);
документов Группы "Оценка влияния Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе в части, касающейся прав человека в
СССР" (Хр.41) и "Рождественские репрессии" (об обысках у 5
членов Украинской группы "Хельсинки" - Хр.43);
- письма БРЕЖНЕВУ (1973г.);
- писем "О правах ученых", "К ученым мира", "Открытое
письмо художникам";
- письма радиостанциям Би-Би-Си и "Голос Америки";
- "Московского обращения" (13 февраля 1974г. - о
СОЛЖЕНИЦЫНЕ - Хр.32), обращения московских ученых о
С.КОВАЛЕВЕ;
- заявления о голодовке А.МАРЧЕНКО (1975г. - Хр.35),
заявления о П.СТАРЧИКЕ (Хр.42, 43) и заявления в защиту
летчика ЗОСИМОВА (Хр.43);
- заявлений "10 декабря - международный день прав
человека" и "30 октября - день политзаключенного" (1975 и
1976гг.);
- статьи "Возможен ли социализм нетоталитарного типа?".
Орлову инкриминируется также хранение "Архипелага ГУЛаг".
В Обвинительном заключении говорится, что в этих
документах содержатся "клеветнические измышления" о том, что в
Советском Союзе отсутствуют демократические свободы, постоянно
нарушаются международные соглашения о правах человека, имеют
место "психиатрические репрессии", преследуют за политические
и религиозные убеждения,желающих выехать из СССР подвергают
притеснениям.
И обвинение, и суд тщательно избегали называть группу
"Хельсинки"; иногда только говорилось: "Орлов с группой других
лиц..."
На вопрос, понятно ли ему Обвинительное заключение, ОРЛОВ
отвечает отрицательно. На вопрос, признает ли он себя
виновным, ОРЛОВ выражает желание, прежде чем ответить, дать
разъяснение. Его желание удовлетворяется лишь после его
заявления об отказе в противном случае от дальнейшего участия
в процессе.
*****
В своей "разъяснительной" речи ОРЛОВ сказал, что он
является сторонником постепенных демократических изменений
советского общества, он не призывал ни к какому подрыву, его
отношение к существующему строю, как и к любому
государственному строю, - критическое. Это известно из
инкриминируемого ему письма БРЕЖНЕВУ. В этом письме он не
называет, как приписывает ему обвинение, наше общество
рабовладельческим или феодальным, а лишь указывает на
некоторые черты рабовладельчества (15-20 млн. человек в
сталинских лагерях) и феодализма (прикрепление крестьян к
колхозам). Не называет он также советский строй нацистским, а
сравнивает только заключение инакомыслящих в психбольницы с
практикой нацистских врачей. ОРЛОВ просит, чтобы суд огласил
его письмо БРЕЖНЕВУ.
Говоря об обвинениях, связанных с делом ПЛЮЩА, ОРЛОВ
вспоминает о своем визите (вместе с женой ПЛЮЩА) к проф.
СНЕЖНЕВСКОМУ (Хр.36). Последний сказал им: "Неужели вы
думаете, что в лагере ПЛЮЩУ было бы лучше, чем в больнице?"
Именно поэтому ОРЛОВ просил вызвать СНЕЖНЕВСКОГО свидетелем.
ОРЛОВ напоминает, что по делу ПЛЮЩА, давно уже законченному,
подвергались преследованиям КОВАЛЕВ и ТВЕРДОХЛЕБОВ. Потом так
же будут судить тех, кто будет утверждать, что процесс ОРЛОВА
- политический, а не уголовный. "Это - порочный круг, круг
лжи, из которого вы никогда не выйдете".
Разбирая эпизоды обвинения, связанные с документами о
праве на эмиграцию (NN9, 11-14), ОРЛОВ настаивает на
приобщении к делу документа N5 (не инкриминируемого ему),
содержащего много фактов преследования верующих. Что касается
требований выезда по политическим и экономическим причинам, то
ОРЛОВ заявляет, что он никому не "приписывал" такие намерения,
как это утверждает обвинение, и говорит: "Ко мне приходили
люди, которые прямо об этом заявляли. Что же мне говорить? Что
они "по семейным обстоятельствам" хотят уехать?". ОРЛОВ просит
огласить соответствующий документ Группы, основанный на
достоверных свидетельствах реально существующих людей (среди
них - В.ПАВЛОВ, Л.СЕРЫЙ). Судья стандартно отвечает: "Суду
известно содержание этого документа".
По эпизодам "клеветы" на условия содержания во
Владимирской тюрьме и в лагерях ОРЛОВ говорит, что члены
Группы "Хельсинки" выступали, прежде всего, против пыток
холодом и голодом. Он приводит нормы питания, рассказывает о
помещении в карцер больного туберкулезом СЕРГИЕНКО, мать
которого, О.Я.МЕШКО, он просит вызвать свидетелем, говорит о
поведении лагерных врачей.
По поводу обвинений, связанных с обнаруженными у него при
обыске вырезками из газет и записью одной передачи
радиостанции "Свобода", ОРЛОВ объясняет, что просил знакомых
корреспондентов присылать ему вырезки и другие материалы по
проблемам прав человека. "Я хочу знать, как трактуется вопрос
о правах человека в других странах". Он возражает против
объявления криминальными - с помощью слова "связь" - его
знакомств с иностранными корреспондентами.
ОРЛОВ говорит об интервью норвежскому корреспонденту.
Фактически интервью не было, т. к. норвежец этот не знал ни
русского, ни английского. Между тем содержание его статей,
появившихся в "Посеве" и где-то еще, инкриминируется ОРЛОВУ.
ОРЛОВ говорит, что если бы суд интересовался тем, что в
действительности он говорил корреспондентам, то суд должен был
бы вызвать свидетелем переводчицу АНТОНОВУ, так как в "дело"
вошел искаженный перевод статьи ДЗОППЕЛЛИ.
В конце своей разъяснительной речи ОРЛОВ сказал:
"В основу работы Хельсинкской группы легло доверие к
людям, обращавшимся к нам за помощью, и я считаю, что этот
принцип полностью себя оправдал..."
*****
Следующая часть процесса - допрос подсудимого. Отвечая на
вопросы, ОРЛОВ говорит, что документы Группы передавались
посольствам 35 стран и корреспондентам - каким именно, он
говорить не желает. Он заявляет, что несет полную
ответственность за содержание документов Группы, но не станет
отвечать на вопросы - кому, где, когда они передавались.
Следует вопрос прокурора об "изготовлений и "распространении"
письма БРЕЖНЕВУ. ОРЛОВ отвечает, что он написал письмо, послал
его по почте адресату и в редакции "Правды" и "Известий". Он
показал это письмо также директору ИЗМИРАНа В.В.МИГУЛИНУ и
начальнику отдела кадров ЯНШИНОЙ (чтобы они знали, за что они
его увольняют).
Прокурор спрашивает о "клеветническом заявлении по делу
Зосимова, который угнал из СССР военный самолет с секретными
документами". ОРЛОВ отказывается отвечать на вопросы о
ЗОСИМОВЕ, так как дело это относится к проблеме беженцев, а не
к проблеме воздушного пиратства. Он просит суд затребовать из
МИДа справку о том, на каком самолете перелетел Зосимов
границу - на гражданском или военном и имелись ли в самолете
секретные документы. Просьба Орлова отклоняется.
*****
Второй день суда целиком посвящен допросу 15 свидетелей,
вызванных по предложению обвинения (свидетели, затребованные
защитой, в суд не были вызваны) .
Первый допрашиваемый свидетель В.ВАРНА оказывается всего
лишь о д н о ф а м и л ь ц е м Я.ВАРНЫ, фигурирующего в
дополнении к документу N7 Хельсинкской группы в списке четырех
рабочих Рижского порта, репрессированных за забастовку против
ухудшения продовольственного снабжения. (См. также "Суд над
Гинзбургом".)
Свидетель ЯНШИНА, начальник отдела кадров ИЗМИРАНа, дает
показания об обстоятельствах, при которых ОРЛОВ дал ей для
ознакомлений и передачи директору института МИГУЛИНУ свое
письмо БРЕЖНЕВУ, а также высказывает несколько замечаний,
претендующих на оценку научной деятельности профессора ОРЛОВА.
Заявленное тут же ходатайство адвоката - приобщить к делу
отзыв о научной деятельности Ю.Ф.ОРЛОВА, подписанный
Мигулиным, - отклоняется.
Свидетельницы В.П.БЛОХИНА и Л.А.ЛЮБАРСКАЯ (Хр.38),
врачи-психиатры, осуществлявшие надзор за Леонидом ПЛЮЩОМ в
Днепропетровской СПБ, дают показания об обстоятельствах и
мотивах этого надзора, противоречащие одно другому и
предыдущим заключениям о здоровье Плюща БЛОХИНУ, назвавшую
болезнь ПЛЮЩА "вялотекущей шизофренией в параноидальной
форме", ОРЛОВ спрашивает, согласна ли она с мнением проф.
СНЕЖНЕВСКОГО, что "вялотекущая шизофрения никогда не переходит
в параноидальную форму". Ответа не было. После допроса этих
двух свидетельниц ОРЛОВ с трудом добивается разрешения дать
дополнительные показания и рассказывает о своей беседе со
СНЕЖНЕВСКИМ, в ходе которой тот сказал, что "случай Плюща
сложный и надо посоветоваться в Институте Сербского"... После
этого разговора ПЛЮЩУ была проведена экспертиза, через месяц -
еще одна. Диагнозы разошлись.
Врач-психиатр районного психоневрологического диспансера
г. Москвы Н.М.ГЕОРГИЕВСКАЯ, вызванная в связи с вопросом о
правомерности принудительной госпитализации Петра СТАРЧИКА
осенью 1976г. (Хр.42, 43), заявила: "Старчик состоял в
диспансере на учете, но я его никогда не видела. Однажды в
диспансер позвонили из милиции и сказали, что у него на
квартире собирается человек до пятидесяти, курят на лестничной
площадке, мешают соседям, слушают песни антисоветского
содержания, исполняемые СТАРЧИКОМ. После этого звонка главный
врач диспансера решил это прекратить. СТАРЧИК был вызван в
диспансер для беседы с главврачом". Отвечая на вопросы ОРЛОВА,
ГЕОРГИЕВСКАЯ сказала, что ни она, ни главврач И.А.САПОЖНИКОВА
никогда не слышали песен СТАРЧИКА; она не знает ни о
принудительной госпитализации СТАРЧИКА, последовавшей за
"беседой" с САПОЖНИКОВОЙ, ни о том, что главный психиатр
Москвы КОТОВ, послушав песни СТАРЧИКА, распорядился отпустить
его.
Врач Владимирской тюрьмы Л.СУХАЧЕВА заявила суду, что в
тюрьме нет вредных работ, что все заключенные, в том числе
А.СЕРГИЕНКО (Хр.40), Г.СУПЕРФИН, Я.СУСЛЕНСКИЙ (Хр.41),
"практически здоровы", так что ничто не мешало водворению их в
карцер; она не считает аморальным держать в тюрьме больных
людей, поскольку у всех у них "есть статья"; выяснилось, что о
существовании статьи 100 ИТК РСФСР, касающейся освобождения
заключенных по болезни, Сухачевой не известно.
Врач из Мордовских лагерей И.ЕМЕЛЬЯНОВА свидетельствует,
что пища в лагере доброкачественная, тяжело больных
заключенных в нем нет, больных никогда не направляют на
работу. С.КАРАВАНСКИЙ (страдающий церебральной
недостаточностью), Ю.П.ФЕДОРОВ (хронический нефрит), В.МОРОЗ,
А.МУРЖЕНКО, как и все прочие заключенные, "... практически
здоровы. В случае необходимости мы оказываем немедленную
медицинскую помощь. У нас в лагере есть не только советские,
но даже импортные лекарства". Далее ЕМЕЛЬЯНОВА признает
фактическое совпадение диагнозов из лагерных историй болезни и
из соответствующего документа Хельсинкской группы; на вопрос
ОРЛОВА, обращенный к судье, в чем же в таком случае состоит
клеветнический характер документа, ЛУБЕНЦОВА молчит.
Начальник лагерной больницы Пермского лагеря 35 Ю.ШЕЛИЯ
(Хр.44) сообщает суду, что "условия, в которых находятся
больные заключенные, - не просто хорошие. Они - отличные! Я
считаю, что лучше и быть не может..." Когда ОРЛОВ,
прерываемый, как и при любом почти своем вопросе, спрашивает о
случае с ПРОНЮКОМ, попавшим в больницу из ШИЗО, судья
объявляет перерыв.
После пятиминутного перерыва, во время которого ОРЛОВ
видел, как его следователь ТРОФИМОВ выходил из комнаты, где
находились свидетели - заключенные АНИСИМОВ (Хр.44) и Довганич
(Хр.48), ОРЛОВ ходатайствует перед судом о выяснении причин
этого грубого нарушения закона. ЛУБЕНЦОВА отклоняет
ходатайство: "Это не имеет отношения к делу; следователь имеет
право находиться там, где ему нужно и когда ему нужно".
Заключенный Владимирской тюрьмы Анисимов на суде показал, что
"лично ему" никогда не давали тухлой пищи, что в тюрьме часты
наказания за "межкамерные связи" (В.Г.ЛУБЕНЦОВА уточняет: "Т.
е. за нарушение режима!"), что некоторые заключенные (он
назвал в этой связи АБАНЬКИНА) только делают вид, что
объявляют голодовку, но не держат ее... ОРЛОВ, посмотрев на
страшно бледного, худого, изрытого морщинами и запуганного
АНИСИМОВА, не стал задавать ему никаких вопросов.
*****
После суда политзаключенный А.ЗДОРОВЫЙ (Хр.44, 48) послал
в Верховный суд РСФСР следующее заявление:
Из сообщений прессы мне стало известно о суде над
членомкорреспондентом АН Арм.ССР доктором
физико-математических наук Орловым Ю.Ф., боровшимся за
претворение в жизнь Хельсинкского соглашения и за
выполнение советским правительством обязательств, взятых
на себя в отношении прав человека, для граждан СССР,
против нарушений этих прав в СССР.
В числе обвинений, выдвинутых против него советскими
органами, ему инкриминируются как "клеветнические" и
"ложные" утверждения о нарушениях элементарных прав
человека в ИТУ МВД СССР: о пониженном и неполноценном
питании заключенных, о тяжелом 8-часовом принудительном
труде 6 дней в неделю, о неудовлетворительных
жилищно-бытовых условиях.
Для "доказательства ложности и клеветы" таких
утверждений Орлова Ю.Ф. органы следствия используют
показания недобросовестных свидетелей, специально
подобранных и заранее подготовленных органами КГБ в МЛС
из числа заключенных. Эти люди, как правило, являются
завербованными осведомителями работников КГБ при ИТУ или
оперативных работников ИТК и находятся в полной
зависимости от них - им прямо говорят или намекают: "Дашь
нужные показания - заработаешь улучшение своего положения
или участи". Из таких лжесвидетелей, допрашиваемых
органами следствия и суда в качестве свидетелей обвинения
по делу Орлова, я лично знаю нескольких человек. Один из
них - Анисимов В.Н. (1937г.р.?), уголовник-рецидивист,
судимый за бродяжничество, хулиганство, воровство,
вооруженный грабеж, побеги и, наконец, - за "политику" по
ст.70 УК РСФСР: спасаясь от угрозы быть зарезанным в
бытовом лагере, срочно написал листовку и повесил ее на
дверь лагерной столовой. Благодарный оперработник КГБ,
скучающий от недостатка работы в бытовой зоне, быстро
организовал Анисимову срок и перевод-спасение во
Владимирскую тюрьму. Здесь его осенью 1974г. по
инициативе старшего оперуполномоченного КГБ Обрубова К.А.
"очистили" от рецидива (найдя какую-то юридическую
возможность), затем простили что-то по одной из бытовых
статей, затем перевели из "полосатых" в "черные". Все это
он должен был "отрабатывать", и Анисимова стали
использовать в качестве "подсадной утки" в камерах, где
сидели политзаключенные, особенно же там, где сидели
вскоре освобождающиеся или те, к которым со стороны
администрации и Обрубова было особое отношение. В
частности, его долгое время содержали в камерах, где
находились з/к Константиновский В., Макаренко М.,
Любарский К., Буковский В., Давыдов Г., Сафронов А.,
Суперфин Г., Гайдук, Абанькин, Сергиенко и др. Таким же
образом и я вынужден был сидеть с ним в одной камере
Владимирской тюрьмы в общей сложности восемь месяцев. Я
имел возможность хорошо узнать этого субъекта, его "дела"
и ту мерзкую роль, которую он согласился играть в
отношении заключенных по настоянию и наущению Обрубова, а
также инспектора капитана Дойникова А.А. и оперработников
тюрьмы л-та Александрова и др. Я также имел возможность
наблюдать и слышать, как этого субъекта готовили к роли
лжесвидетеля по делу Орлова (и, возможно, намеревались
использовать его показания по делам других граждан:
Гинзбурга, Лукьяненко и др.) . Возвращаясь после
очередной беседыинструктажа, на которые его вызывали
почти ежедневно (бывало и по два-три раза в день), он,
дабы объяснить сокамерникам свои подозрительные визиты,
часто проговаривался, делился своими мыслями и прямо
говорил, что его подготавливали к даче свидетельских
показаний по делу Орлова Обрубов и какой-то, как он
говорил, "следователь из управления". Анисимова дважды
вызывали для допроса по делу Орлова: сначала местные
кагебисты, затем приезжий следователь из Москвы (как
утверждал сам Анисимов). Он же говорил, что Обрубов Н.А.
и другие лица заверяли его, что если он даст надлежащие
показания, то может рассчитывать на льготы в содержании,
сокращение срока или, минимум, на освобождение из тюрьмы
в другую зону по истечении полсрока.
Подготавливая Анисимова в качестве лжесвидетеля,
Обрубов Н.А., Дойников А.А. и др. обеспечили ему в тюрьме
постоянное питание по норме 5-Б (предусмотрено для
больных язвой желудка, туберкулезом и т. п.). Сам же
Анисимов по медпоказаниям не имел основания для получения
нормы питания 5-Б...
По возвращении во Владимирскую тюрьму АНИСИМОВ подвергся
бойкоту со стороны политзаключенных.
В сентябре он сидел в одной камере с ЩАРАНСКИМ.
*****
Допрашивается заключенный 36 Пермского лагеря ДОВГАНИЧ
(ст.70 он заработал в лагере, где сидел за "нарушение правил о
валютных операциях"; до этого он был судим за спекуляцию; с
легкой руки В.БУКОВСКОГО его прозвали "Завбаничем": во всех
зонах в промежутках между пребыванием в больнице, где он
ухитрялся быть месяцами, он "работал" зав. баней или
парикмахером). Свидетель сообщил суду об очень хороших, как он
полагает, условиях содержания заключенных в лагере:
еженедельная смена белья, ларек с вафлями, повидлом и
карамелью, биллиард, занятия спортом. ДОВГАНИЧ неодобрительно
отозвался о "зачинщиках из молодых" (ГЛУЗМАН, АЛЬТМАН, братья
ЗАЛМАНСОН), плохо относящихся к "пожилым заключенным" на том
лишь основании, что те в войну расстреливали евреев, а сейчас
помогают лагерному начальству.
В качестве свидетелей по документу Хельсинкской группы N9
(Хр.43, 48, 49) из села Ильинка вызваны старший птичник
колхоза "Россия" Ейн Яковлевич КОЖОКИН и председатель колхоза
В.Д.ТАРАСОВ. Оба рассказывают суду о материальном и культурном
изобилии в Ильинке (телевизоры, мотоциклы, продукты, клуб).
КОЖОКИН говорит, что не знает, многие ли его односельчане
собрались уезжать (полученный им самим вызов из Израиля он
сдал ТАРАСОВУ, а тот, в свою очередь, - в райком), а ТАРАСОВ,
хоть и не помнит статистических данных, свидетельствует, что
эмиграция осуществляется беспрепятственно. Имея в виду слова
из документа N9 "... Ильинка буквально изолирована властями от
внешнего мира" (речь шла о перехватах властями вызовов из
Израиля), судья задает КОЖОКИНУ вопрос об "изоляции села".
Свидетель, "опровергая клевету", говорит, что в село ходит
автобус, доставляются газеты и журналы.
Последние три свидетеля призваны охарактеризовать научную
деятельность Ю.Ф.ОРЛОВА (способный человек, но карьерист и
честолюбец) и его "общественное лицо" (не патриот, каким
должен быть - по определению - советский ученый, а, напротив,
клеветник).
Старший научный сотрудник ИТЭФ А.В.ЛЕБЕДЕВ читал письмо
ОРЛОВА о положении советских ученых и считает его
клеветническим: все права советского ученого, - удостоверяет
ЛЕБЕДЕВ, - охраняются советским законом, любой советский физик
может свободно публиковаться, выезжать на конгрессы и семинары
за границу, свободно общаться с зарубежными коллегами вне
зависимости от своих взглядов и убеждений - никакие случаи
дискриминации ЛЕБЕДЕВУ не известны. После увольнения ОРЛОВА в
1956 году его только исключили из партии, но позволили
защитить кандидатскую и докторскую диссертации и допустили его
избрание в члены-корреспонденты Армянской Академии наук,
следовательно, он - клеветник.
ОРЛОВ задает несколько вопросов: знает ли свидетель, что
произошло в 1956г. с его докладами, посланными на
международную конференцию, сколько времени он был без работы
после 1956 года и после 1973 года, чья фамилия была вычеркнута
из списка авторов проекта ускорителя, почему его фамилия
вычеркнута из списка кандидатов на Государственную премию за
1974 год, как был уволен из ИТЭФ проф. А.С.КРОНРОД (Хр.1)?
Свидетель на все вопросы отвечает: "Не знаю". На вопрос, как
он мог бы узнать, что какой-то ученый уволен по политическим
мотивам - не из газет ли, ЛЕБЕДЕВ долго молчит (из зала
реплика: "Дурак какой-то!"), после чего ЛУБЕНЦОВА объявляет
свидетелю, что он свободен.
Сосед ОРЛОВА по дому, секретарь партбюро одного из
институтов АН СССР, кандидат экономических наук Б.СИНИЦЫН
часто видел у дома, как он выразился, дипломатические машины и
считает это выражением стремления ОРЛОВА к известности на
Западе. Он помнит, что ОРЛОВА не устраивают однопартийная
система в СССР и препятствия к свободной эмиграции, но нюансов
разговоров с ОРЛОВЫМ не помнит, вопросов его не понимает и по
окончании допроса с видимым облегчением пытается покинуть
помещение суда, на что ЛУБЕНЦОВА вынуждена ему сказать, что до
перерыва его все равно не выпустят.
Секретарь партбюро Ереванского физического института
доктор физико-математических наук Акоп АЛЕКСАНЯН считает
ОРЛОВА физиком высокого класса, но он ставил ультиматум
институту: если его не сделают академиком, то он уйдет; так и
говорил: "Уйду, уйду!". Реплику Орлова "Акоп! Ведь это же
брехня!" судья пресекает и, выслушав соображения свидетеля о
необходимости гармонического единства творческих и моральных
качеств советского ученого, отпускает его.
*****
Третий день суда начинается с удостоверения наличия в
деле ряда документов, называемых прокурором. Закон
предусматривает процедуру о г л а ш е н и я (ст.292 УПК
РСФСР), которую и пытается осуществить ОРЛОВ, когда наступает
его очередь. Он называет полностью документ и пытается
изложить его содержание. Судья каждый раз обрывает его:
"Называйте только номер тома и страницу. Суду известно
содержание документов! У суда была целая неделя для
ознакомления с документами!". Среди документов, названных
ОРЛОВЫМ, были: справка о штрафовании верующих, справка о
жалобе заключенных на недоброкачественную пищу, протоколы
осмотра личных дел КАРАВАНСКОГО (факт наказания во время
болезни) и КОВАЛЕВА (факт наказания после операции),
информация о посещении СНЕЖНЕВСКОГО и медуправления МВД в
"Хронике текущих событий" N36 (Судья: "Это не относится к
делу". ОРЛОВ: "Я могу ссылаться на публикацию как на
доказательства факта".), медицинское заключение о ПЛЮЩЕ от
29.3.75, сообщение ТАСС, в котором ОРЛОВ объявлен агентом НТС
(Хр.44).
Далее ОРЛОВ передает суду ходатайства: 1) о возвращении
И.А.ВАЛИТОВОЙ некоторых изъятых документов и вещей; 2) о
вызове четырех дополнительных свидетелей (А.И.ГИНЗБУРГА,
И.А.ВАЛИТОВОЙ, научного сотрудника ИЗМИРАНа СТАХАНОВА и
председателя месткома этого института КУРДЮМОВА); 3) об отказе
от адвоката (при этом ОРЛОВ благодарит Е.С.ШАЛЬМАНА за
юридическую и моральную помощь). Первые два ходатайства
отклоняются без мотивировки, третье, после долгих
препирательств, удовлетворяется.
*****
Во время перерыва ШАЛЬМАНА, оставшегося в зале, силой
выводят оттуда и запирают в какой-то комнате. Там, однако,
оказался телефон, и после переговоров с президиумом Коллегии
адвокатов дверь открыли, и ШАЛЬМАН прошел в зал суда.
*****
Начинаются прения сторон. Прокурор ЕМЕЛЬЯНОВ произносит
обвинительную речь: "Товарищи! 60 лет назад... под
руководством коммунистической партии рабочие и крестьяне нашей
страны захватили власть в свои руки - началось строительство
нового, коммунистического общества... В настоящее время
советские люди приступили к строительству коммунизма - светлой
менте человечества... Чтобы опорочить наш строй,
империалистами изобретаются домыслы о различных "вариантах
социализма", например, о "демократическом социализме". На
самом деле существует только один социализм - р е а л ь н ы й
социализм, построенный в нашей стране. Это единственный в мире
подлинно демократический строй... Чтобы очернить советский
строй, империалисты делают ставку на политически незрелых
людей внутри нашей страны, различных неудачников, не брезгуют
даже душевнобольными... В 1956 году под предлогом критики
культа личности Орлов хотел извратить политику нашей партии и
оказался вне партии. Постепенно Орлов попадает под влияние
антисоветских организаций и пропагандистских центров.
В конце 1973 года Орлов увольняется с работы и с тех пор
полностью посвящает себя антисоветской деятельности... Орлов
пишет письмо Брежневу, в котором сравнивает наше общество с
рабовладельческим и феодальным строем, отождествляет социализм
с фашистским рейхом. В этом письме Орлов клевещет на советскую
науку... СССР проложил дорогу в космос... У нас печатают
английских книг вдвое или втрое больше, чем в Англии
советских... В письме Орлова содержатся нападки на нашу
идеологию... Естественно, что это письмо активно
использовалось антикоммунистической пропагандой в подрывных
целях...
Орлов спекулирует на интересе западной общественности к
Хельсинкским соглашениям. Маскируя свои подрывные цели, он
фабрикует документы о якобы имеющих место фактах нарушения
этих соглашений в СССР и рассылает их в посольства
капиталистических стран, в редакции зарубежных газет и
радиостанций... Орлов пытался опорочить внутреннюю и внешнюю
политику СССР, призывал к подрыву существующего в нашей стране
строя и борьбе с ним...
Орлов был пешкой, хотя, надо заметить, сознательной
пешкой. Хочу обратить внимание суда, что Орлов является
опасным государственным преступником. Виновность Орлова в
проведении антисоветской агитации и пропаганды в целях подрыва
и ослабления советской власти, в фабрикации и распространении
клеветнических измышлений и документов, порочащих советский
общественный и государственный строй, полностью доказана".
Прокурор призвал суд приговорить ОРЛОВА к 7 годам лишения
свободы в ИТК строгого режима и к 5 годам ссылки.
*****
В своей защитительной речи ОРЛОВ сказал, что
обвинительная речь на 3/4 была политической. А пока существуют
политические обвинительные речи, будут существовать и
политические заключенные. Обвинение основано на идеологии;
поэтому и он, ОРЛОВ, вправе говорить об идеологии. И судят его
не за уголовные преступления, как утверждает прокурор, а за
идеологические (или политические). Кроме того, ОРЛОВ считает
речь прокурора оскорбительной для него лично.
Судья ЛУБЕНЦОВА прерывает ОРЛОВА, заявив, что он напрасно
отказался от адвоката, поскольку ему, видимо, не известно, как
"положено" произносить защитительные речи.
ОРЛОВ просит не прерывать его. Далее он характеризует
речь прокурора как образец идеологической нетерпимости, во
всех случаях вредной, а в масштабах общества в целом -
опасной. Он пытается вновь изложить свои взгляды,
охарактеризовать деятельность руководимой им Московской группы
"Хельсинки", отметить общий клеветнический по отношению к нему
характер обвинительной речи и отметить искажения в ней
конкретных фактов по отдельным пунктам обвинения, но его
ежеминутно прерывают судья, указывающая ему, о чем следует, а
о чем не следует говорить в защитительной речи, прокурор,
"обращающий внимание" суда на то, что обвиняемый и в зале суда
продолжает заниматься "агитацией", "клеветой" и "демагогией",
и враждебные, оскорбительные выкрики "публики".
ОРЛОВ говорит: "Мы убедились, что обращения к нашему
правительству через правительства других стран оказываются
более эффективными, нежели непосредственные. Поэтому мы
хотели, чтобы документы Московской Хельсинкской группы
обсуждались на Белградской конференции... (ЛУБЕНЦОВА очередной
раз прерывает его.) В любой стране существуют собственные
законы... Естественно, что эти законы могут вступить в
противоречие с гуманностью и с международными соглашениями и
договорами. И естественно также, что в каждой стране
появляются люди и группы людей, стремящиеся к тому, чтобы
внутренние законы их стран опирались на международные акты и
соглашения и применялись наиболее гуманным образом..."
Судья: "Подсудимый Орлов, вы не понимаете, как положено
себя защищать. Я объявляю вашу защитительную речь оконченной.
Переходите к последнему слову".
На подготовку к последнему слову ОРЛОВУ дали пять минут.
"Вы можете приговорить меня к семи годам тюрьмы, - сказал
Ю.Ф.ОРЛОВ, - можете меня расстрелять, но я убежден, что
подобные суды не помогают устранить те беды и недостатки, о
которых свидетельствуют документы Хельсинкской группы и о
которых я пытался здесь говорить..."
В этот момент члены суда покидают зал заседаний, а конвой
уводит подсудимого, так и не дав ему окончить последнее слово.
Заключительное заседание назначается на 10 часов утра
следующего дня.
В 13 часов 30 минут 18 мая судья ЛУБЕНЦОВА зачитывает
приговор, описательная часть которого по существу повторяет
Обвинительное заключение. Юрий Федорович ОРЛОВ приговаривается
к семи годам лагеря строгого режима и пяти годам ссылки.
*****
Как обычно в таких случаях, здание суда было оцеплено
милицией и сотрудниками ГБ в штатском. От предыдущих случаев
(например, суд над ТВЕРДОХЛЕБОВЫМ) действия милиции и ГБ
отличались разве лишь большей, прямо-таки демонстративной
грубостью, наглостью, беззастенчивостью. Уже перед началом
заседания 15 мая нескольких человек, с раннего утра
находившихся в здании суда (в частности, Сергея ЕРМОЛАЕВА -
Хр.48, 49), буквально в ы к и н у л и из входных дверей на
улицу. Оцепление было по меньшей мере в три ряда: у самых
дверей (чтобы никто не проник в здание), у палисадника, метрах
в 20-30 от дверей (каждого, кто проходил через этот заслон от
здания, н а з а д уже не пропускали, так что толпа
"болельщиков" у дверей заметно поредела еще к полудню) и на
"дальних подступах" к зданию суда (там осуществлялось
"первичное", грубое "просеивание": "кирпич" не пропускал ближе
к зданию суда машины корреспондентов, кто-то тут же брался под
наблюдение агентами ГБ и т. п.).
Часа через два после начала суда, когда И.ВАЛИТОВА (в
первый и последний раз) смогла выйти в перерыв и стала
рассказывать о своих впечатлениях западным корреспондентам,
группу ее слушателей буквально растаскивали в стороны, вырывая
из рук репортеров фотоаппараты и магнитофоны. Вышедшего через
"второй кордон" с группой друзей Юрия ГОЛЬФАНДА схватили и
затолкали в черную машину, стоящую наготове у третьего
заграждения; его отвезли в 103 отделение милиции, обыскали и,
не найдя ни записей, ни магнитофонных кассет, разочарованно
отпустили. Обстановка накалялась еще и тем, что с утра, как
стало известно, начались обыски по делу арестованного накануне
Александра ПОДРАБИНЕКА у задержанной дома Татьяны ВЕЛИКАНОВОЙ,
срочно посланного в командировку Вячеслава БАХМИНА и успевших
доехать до суда Татьяны ОСИПОВОЙ и Леонарда ТЕРНОВСКОГО.
Вечером того же дня схватили и затолкали в машину Мальву
ЛАНДУ, успевшую доехать до метро "Таганская". В 70 отделении
милиции ее в течение трех часов допрашивали: "Что вы делали у
суда?", "Зачем приехали в Москву, где не имеете права жить?" и
т. п., сопровождая допрос оскорблениями и угрозами 15 суток -
"за неповиновение", а то и 30 - "для выяснения личности".
Второй раз ЛАНДУ задержали 19 мая на улице Волгина, когда она
вышла из дома ГИНЗБУРГА, и отвезли в то же отделение милиции;
там ей заявили, что она и вообще-то не имеет права находиться
в Москве, а для "занятий антисоветской деятельностью" - тем
более. После очередного тура оскорблений и угроз "начальник
угрозыска" провел "изъятие" бумаг (относящихся к суду ОРЛОВА).
Копию описи изъятого вручить Ланде отказались: "У нас все на
честность!"
17 мая, после того как он побывал у здания суда, был
арестован Иосиф БЕГУН (см. "Суд над Иосифом Бегуном").
Кроме милиции и охраны в штатском все 4 дня возле суда
собиралась довольно большая толпа, олицетворявшая "гнев
народа". Хулиганские выкрики и порой более активное
провокационное поведение этой толпы (ее состав заметно
отличался от немногочисленных действительно случайных
прохожих, привлеченных любопытством) явно играли двойную роль:
спровоцировать инциденты и оправдать присутствие
многочисленной милиции для охраны от разгневанных "работяг".
В один из дней суда группа людей окружила приехавшего на
суд баптиста В.ХАЙЛО. Он охотно вступил в дискуссию и
продолжал терпеливо что-то объяснять, когда его "оппоненты"
стали осыпать его матом и издевательскими шутками. Наконец,
когда кто-то просто плюнул ему в лицо (ХАЙЛО и тут пытался
лишь усовестить хулигана), вмешалась милиция. В.ХАЙЛО увели в
отделение, где его обвинили в том, что он оскорблял граждан и
в кого-то плюнул, - нашелся и "свидетель".
Утром 18 мая А.Д.САХАРОВ и Е.Г.БОННЭР, подойдя к
оцеплению, стали настаивать на том, что уж на чтение приговора
по закону должны пустить всех. Несколько человек громко их
поддержали. Когда А.Д.САХАРОВ и Е.Г.БОННЭР просто пошли на
оцепление, кто-то из милиционеров сильно ударил Е.Г.БОННЭР. В
ответ она дала этому милиционеру пощечину. Ее схватили и,
заломив ей руки, поволокли в милицейскую машину. Какой-то
милиционер оттолкнул бросившегося ей на помощь САХАРОВА -
Андрей Дмитриевич замахнулся, его тоже затолкали в машину.
Тут же схватили Дмитрия ЛЕОНТЬЕВА, Елену АРМАНД, Виталия
КОРОТИЧА (КОРОТИЧА при этом избили) и НОКИНА. Всех увезли в
103 отделение милиции. Оттуда их отвезли в суд, где Е.АРМАНД
приговорили к штрафу 20 руб., КОРОТИЧА, ЛЕОНТЬЕВА и НОКИНА - к
15 суткам ареста.
С А.Д.САХАРОВЫМ и Е.Г.БОННЭР в 103 отделении беседовал
районный прокурор УШКОВ. САХАРОВ заявил ему, что никто из
задержанных не сделал ничего противозаконного; незаконными
были лишь действия судьи ЛУБЕНЦОВОЙ, не допустившей публику на
чтение приговора, и милиционеров, распустивших языки и руки.
Их отпустили в 14 час. 30 мин. по звонку какого-то генерала
начальнику отделения милиции.
В протоколе задержания Д.ЛЕОНТЬЕВА было записано, что он
"способствовал освобождению гр. Боннэр". Когда ЛЕОНТЬЕВА
привели к судье, он (ЛЕОНТЬЕВ) заявил, что свидетели,
записанные в протоколе, ему не известны, и потребовал вызвать
свидетелем А.Д.САХАРОВА. Судья ответил, что таких, как
САХАРОВ, надо расстреливать. Узнав, что ЛЕОНТЬЕВ - по
профессии музыкант, судья сказал: "Так я и знал - дармоед,
бездельник". Выписав ЛЕОНТЬЕВУ "15 суток", судья крикнул ему
вдогонку: "Надо было завести уголовное дело, таким и 15 лет
мало!" Д.ЛЕОНТЬЕВА в течение нескольких дней возили по разным
отделениям, т. к. нигде его не хотели принимать: "Нам больные
не нужны" (ЛЕОНТЬЕВ страдает бронхиальной астмой, постоянно
пользуется ингаляционным аппаратом). 23 мая ЛЕОНТЬЕВА
выпустили, приказав ему явиться 30-го со справкой от врача
досиживать 10 суток. В этот день его "приняли", хотя справку
он не принес.
2 июня САХАРОВ и БОННЭР были вызваны в 103 отделение,
откуда их препроводили в районный суд (то же здание на
Егорьевской), где приговорили к штрафу за "неповиновение
законным распоряжениям" работников милиции: САХАРОВА
оштрафовали на 50 руб., БОННЭР - на 40 руб. Согласно
милицейскому протоколу, они мешали проходу в здание суда и не
подчинились требованию освободить проход.
*****
22 мая Ирина ВАЛИТОВА и сыновья Юрия Федоровича Александр
и Дмитрий обратились к судье ЛУБЕНЦОВОЙ с заявлением о
предоставлении им полагающегося по закону свидания. ЛУБЕНЦОВА
велела им прийти на следующий день. 23 мая в канцелярии суда
им сказали, что ЛУБЕНЦОВА в отпуске. В последующие дни один из
заместителей председателя Мосгорсуда, к которому обращались по
этому поводу родные Ю.Ф.ОРЛОВА, адресовал их к другому
заместителю и т. д., пока, наконец, сам председатель
Мосгорсуда Л.Е.АЛМАЗОВ не сказал им, что этот "вопрос" (о
предоставлении полагающегося согласно ст.360 УПК РСФСР
свидания) ... выходит за пределы его компетенции. В конце
концов родным ОРЛОВА дали понять, что следует дождаться
кассационного разбирательства дела.
18 июля 1978г. Верховный суд РСФСР рассмотрел
кассационную жалобу Ю.Ф.ОРЛОВА.
Кассационную жалобу полностью не зачитывали.
Судья-докладчик лишь кратко пересказал ее: в кассационной
жалобе ОРЛОВ пишет, что суд односторонне и необъективно
рассмотрел дело; что свидетели, которых он просил вызвать,
вызваны не были; что его ходатайства не были удовлетворены;
что содержание инкриминируемых ему документов не оглашалось и
не анализировалось; что протокол судебного заседания не
соответствует ходу судебного разбирательства.
Прокурор ВОРОБЬЕВ заявил, что количество документов,
которые изготовил и распространил ОРЛОВ, и нелегальный способ
изготовления и распространения говорят о наличии цели подрыва
существующего строя. Он сказал, что жалобы Орлова на
необъективность суда неосновательны. "Прерывали Орлова на суде
справедливо - за неправильные высказывания, так как Орлов и в
зале суда продолжал заниматься антисоветской агитацией и
пропагандой". Он заявил, что и после суда ОРЛОВ продолжает
заниматься антисоветской клеветой, называя фальшивкой протокол
судебного заседания.
Верховный суд оставил приговор Московского гор. суда без
изменения.
*****
Только 21 июля ВАЛИТОВА и сыновья ОРЛОВА получили по
сорокаминутному свиданию.
4 августа ОРЛОВ прибыл в 35 Пермский лагерь. По прибытии
он заявил лагерному начальству, что продолжает считать себя
членом Московской группы "Хельсинки" и находится в лагере не
только как политзаключенный, но и как наблюдатель от Группы.
21 августа ВАЛИТОВА получила трехсуточное свидание с
мужем. На свидании ОРЛОВ рассказал жене, что сразу же после
ареста следователи стали угрожать ему обвинением по ст.64 УК
РСФСР ("Измена Родине"), так как он якобы "получал инструкции
от американского конгресса". Постоянно фигурировали и угрозы
применить ст.88 УК РСФСР, для него в качестве "валютной
операции" собирались рассматривать сдачу в комиссионный
магазин нескольких предметов из посылок (для этой же цени,
видимо, и были забраны на обыске уже после ареста ОРЛОВА
несколько мотков импортной шерстяной пряжи - Хр.45). На
протяжении 16 месяцев следствие неоднократно меняло
формулировку обвинения, всякий раз подгоняя показания
свидетелей к очередной версии.
Касаясь утверждения прокурора кассационного суда о том,
что ОРЛОВ продолжает клеветать на советскую власть и после
суда, называя протокол судебного заседания фальшивкой, ОРЛОВ,
помимо многочисленных искажений его вопросов свидетелям, их
ответов и его защитительной речи, а также полного умолчания о
грубых репликах судьи и прокурора и выкриках "общественности",
мешавших ему вести и без того трудную защиту, специально
упомянул о преднамеренном искажении в протоколе позиции его
защитника Е.С.ШАЛЬМАНА, которому он искренне признателен за
ходатайство о полной невиновности подзащитного, сделанное в
конце следствия (Хр.49), и квалифицированную помощь в ходе
судебного разбирательства; между тем, в протоколе он изображен
чуть ли не помощником прокурора (эта "версия" позиции адвоката
заботами "информационных источников" проникла даже в передачи
западного радио).
Рассказал ОРЛОВ и о конфискации рукописей выполненных во
время следствия трех его научных работ по теоретической физике
и математической логике; о поразивших его условиях этапа
(грубость и издевательства конвоя и надзирателей, грязь в
переполненных "столыпинских" вагонах и камерах пересыльных
тюрем, где он был вместе с уголовниками, ночной пеший
шестикилометровый переход под конвоем с собаками, когда ему,
заболевшему на этапе, пришлось тащить мешок со своими вещами
за оборванные лямки).
Орлов просил передать прессе и общественности, что он, в
качестве представителя Хельсинкской группы в лагере, намерен,
в частности, снова поставить вопрос о скверном питании в
местах заключения, а также специально обратиться в прокуратуру
с жалобой на противозаконную практику тюремной и лагерной
администрации, наказывающей заключенных за их жалобы.